Haqqinda.az

Здравствуйте, мое почтенье.
И от водки нет спасенья.
Я приехал вас развеселить.
Зухтер* парень я бывалый
Я увидел мест немало
И прошу за ето право пить.

Я был у Питеру, в Одесса и на юге
У Кишиневе, в Магадане и в Калуге
А в Мелитополе пришлось надеть халат.
А зухтер махтер их бин а-фартовый ярт**.

В общем я решил жениться
Надо в девушку влюбиться.
И решил жениться я, друзья.
Стали в загс с ней собираться,
Что бы с нею расписаться.
Вдруг явилась родная*** жена.

Она кричала на меня как лютый зверь
«Я понимаю ваши шалости теперь!»
Маманя поняла****, что я женюс на блат.
А зухтер махтер их бин а-фартовый ярт**.

Тарелки, вилочки по восдушку летят.
И менхетуним***** меж собою говорят.
Маманя поняла****, что Ardı »

Граждане, ах, сколько ж я не пел, но не от лени -
Некому: жена — в Париже, все дружки — сидят.
Даже Глеб Жеглов, что ботал чуть по новой фене -
Ничего не спел, чудак, пять вечеров подряд.

Хорошо, из зала вон -
Не наших всех сортов,
Здесь — кто хочет на банкет
Без всяких паспортов.

Расскажу про братиков -
Писателей, соратников,
Про людей такой души,
Что не сыщешь ватников.

Наше телевидение требовало резко:
Выбросить слова «легавый», «мусор» или «мент»,
Поменять на мыло шило, шило — на стамеску.
А ворье переиначить в «чуждый элемент».

Так, в ответ подельники,
Скиданув халатики,
Надевали тельники,
А поверх — бушлатики.

«Эх!»,- сказали брат и брат:
«Не! Мы усе спасем.
Мы и сквозь редакторат
Все это пронесем».

Про братьев-разбойников у Ardı »

Я вырос в ленинградскую блокаду,
Но я тогда не пил и не гулял,
Я видел, как горят огнем Бадаевские склады,
В очередях за хлебушком стоял.

Граждане смелые,
А что ж тогда вы делали,
Когда наш город счет не вел смертям?
Ели хлеб с икоркою, —
А я считал махоркою
Окурок с-под платформы черт-те с чем напополам.

От стужи даже птицы не летали,
А вору было нечего украсть,
Родителей моих в ту зиму ангелы прибрали,
А я боялся — только б не упасть!

Было здесь до фига
Голодных и дистрофиков —
Все голодали, даже прокурор, —
А вы в эвакуации
Читали информации
И слушали по радио «От Совинформбюро».

Блокада затянулась, даже слишком,
Но наш народ врагов своих разбил, —
И можно жить, как у Ardı »

Не хватайтесь за чужие талии,
Вырвавшись из рук своих подруг.
Вспомните, как к берегам Австралии,
Подплывал покойный ныне Кук.
Как в кружок, усевшись под азалии,
Поедом с восхода до зари,
Ели в этой солнечной Австралии
Друга дружку злые дикари.
Но почему аборигены съели Кука ?
За что, неясно, молчит наука.
Мне представляется совсем простая штука -
Хотели кушать и съели Кука.
Есть вариант, что ихний вождь Большая Бука,
Кричал, что очень вкусный кок на судне Кука.
Ошибка вышла, вот о чем молчит наука,
Хотели кока, а съели Кука.
И вовсе не было подвоха или трюка.
Вошли без стука, почти без звука,
Пустили в действие дубинку из бамбука,
Тюк прямо в темя и нету Кука.
Но есть, однако же, еще предположенье,
Что Кука Ardı »

Он не вышел ни званьем, ни ростом.
Не за славу, не за плату —
На свой, необычный манер
Он по жизни шагал над помостом —
По канату, по канату,
Натянутому, как нерв.

Посмотрите — вот он
без страховки идет.
Чуть правее наклон —
упадет, пропадет!
Чуть левее наклон —
все равно не спасти…
Но должно быть, ему очень нужно пройти
четыре четверти пути.

И лучи его с шага сбивали,
И кололи, словно лавры.
Труба надрывалась — как две.
Крики «Браво!» его оглушали,
А литавры, а литавры —
Как обухом по голове!

Посмотрите — вот он
без страховки идет.
Чуть правее наклон —
упадет, пропадет!
Чуть левее наклон —
все равно не спасти…
Но теперь ему меньше осталось пройти —
уже три четверти пути.

«Ах как жутко, как смело, как Ardı »

Живет живучий парень Барри,
Не вылезая из седла,
По горло он богат долгами,
Но если спросишь, как дела, -

Поглаживая пистолет,
Сквозь зубы процедит небрежно:
«Пока еще законов нет,
То только на него надежда!»

Он кручен-верчен, бит о камни,
Но все в порядке с головой.
Ведь он — живучий парень Барри:
Глоток воды — и вновь живой!

Он, если нападут на след,
Коня по гриве треплет нежно:
«Погоня, брат. Законов нет -
И только на тебя надежда!»

Ваш дом горит — черно от гари,
И тщетны вопли к небесам:
При чем тут Бог — зовите Барри,
Который счеты сводит сам!

Сухим выходит он из бед,
Хоть не всегда суха одежда.
Пока в законах проку нет -
У всех лишь на него надежда!

Да, на руку Ardı »

Этот шум — не начало конца,
Не повторная гибель Помпеи -
Спор вели три великих глупца:
Кто из них, из великих, глупее.

Первый выл: «Я физически глуп,-
Руки вздел, словно вылез на клирос.-
У меня даже мудрости зуб,
Невзирая на возраст, не вырос!»

Но не приняли это в расчет -
Даже умному эдак негоже:
«Ах, подумаешь, зуб не растет!
Так другое растет — ну и что же?..»

К синяку прижимая пятак,
Встрял второй: «Полно вам, загалдели!
Я — способен все видеть не так,
Как оно существует на деле!»

«Эх, нашел чем хвалиться, простак,-
Недостатком всего поколенья!..
И к тому же все видеть не так -
Доказательство слабого зренья!»

Третий был непреклонен и груб,
Рвал лицо на себе, лез из платья:
«Я — единственный Ardı »

Когда пуста казна,
Тогда страна бедна,
И если грянет война,
Так всем настанет хана.

Но если казна полна,
То может лопнуть она,-
А если лопнет казна,
Так всем нам грош цена.

Ну а наша профессия -
Изнутри и извне
Сохранять равновесие
В этой самой казне.

Мы — дружки закадычные,
Любим хвать и похвать,-
Сядем в карты играть.
- Только чур на наличные!
- Только чур мухлевать!

- Вот я — смотритель касс,
Я вроде — кассоглаз,
Хотя за мной-то как раз
И нужен бы глаз да глаз.

- А я забыл, кто я.
Звук злата все звончей.
Казна — известно чья?
А я — так казначей?!

Мы долги полной платою
Отдаем целиком,
Подгребаем лопатою
И горстями гребем.

Нас понять захотите ли -
Двух друзей-горемык? -
Не хотим мы тюрьмы:
Мы же не расхитители Ardı »